Книги о 166-й стрелковой дивизии

Часть 20. Воспоминания майора Зубова

Родился я на Урале 22 февраля 1918 года в селе Куваши Златоустовского района Челябинской области. Русский. Родители-крестьяне. Окончил 7 классов сельской школы, затем первый курс Златоустовского индустриального техникума. По призыву комсомола и зову сердца со второго курса техникума в 1937 году через Златоустовский горвоенкомат поступил в Оренбургское зенитно-артиллерийское училище. Закончил его в октябре 1939 года. Службу проходил в Томске, в 177 отдельном зенитно-артиллерийском дивизионе 166-й стрелковой дивизии.
В октябре 1939 года началось формирование дивизии и всех её частей. Наш дивизион под командованием командира дивизиона капитана Покровского и комиссара Вороновского И. И. проходил эти стадии формирования. В дивизионе проходил службу в должностях: командира взвода учебной батареи, начальника штаба дивизиона и командира зенитной батареи. Приказом наркома обороны СССР маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова в 1940 году награждён значком «Отличник РККА».
Весной 1941 года командование дивизии мне поручило формировать свою батарею из приписного состава Томского горвоенкомата, работу выполнил в срок. Комиссаром батареи был назначен томич из запаса политрук Евглевский, лет пятидесяти,герой гражданской войны с орденом «Боевого Красного Знамени».
Вместо выбывшего командира дивизиона капитана Покровского,на смену прибыл старший лейтенант Воловик Тихон Максимович и начальник штаба старший лейтенант Старцев.Дивизия и весь Сибирский военный округ проходил лагерную подготовку в Юргинских лагерях на реке Томь.
На инструкторской проверке батарея получила высшую оценку по всем видам боевой и политической подготовки и превзошла все наши с комиссаром Евглевским ожидания.

22 июня был праздник- «День открытия летних лагерей». Утром мы сборной командой по волейболу отправились на товарищескую встречу с зенитчиками Ачинской 91-й стрелковой дивизии. При подходе мы увидели митинг и услышали о том, что фашистская Германия вероломно напала на нашу Родину. Началась война.

В тот же день зенитный дивизион в срочном порядке по ж.д. прибыл в Томск на зимние квартиры. Там днём и ночью проходила мобилизация и формирование дивизиона по штатам военного времени. С 24 июня началась отправка частей дивизии по ж.д. на фронт. В конце июня утром на рассвете отдельным эшелоном отбыл на фронт и наш 177 ОЗАД.
В Москве стало известно, что мы направляемся на центральное направление навстречу врагу. Эшелон через Вязьму ночью прибыл на станцию Сычёвка, после разгрузки расположился в верховье Днепра в овраге возле большака на город Белый.

По шоссе на восток сплошным потоком шла эвакуация, гуртами взрослые и подростки гнали скот, двигался разный транспорт, в одиночку и группами проходили военные, просили принять их в наши подразделения. На что мы не имели никакого права. Передавались всевозможные ужасы фашистской оккупации. Через несколько дней поток этот закончился и установилась прифронтовая зона. Единственная зенитная батарея лейтенанта Рызленцова Александра заняла боевую огневую позицию для прикрытия сосредоточения частей дивизии в этом же районе. Наши две батареи ожидали прибытия пушек по ж.д.

В первую фронтовую ночь моя батарея получила приказ командира дивизиона – «В ночь в овраге вырыть шесть укрытий для штабных машин», на наш вопрос с комиссаром Евглевским, а как с остальными, ведь машин у дивизиона 17? «Не ваша забота!» – с недовольством ответил командир.
Так ночью, в километре от Днепра, через каждые 10 минут раздавался свисток и к рассвету работы были закончены, о чём и доложили начальнику. Приняв ночную работу, командир объявил батарее: «За отличное выполнение моего приказа объявляю благодарность». 18 укрытий укрыли весь автотранспорт дивизиона до появление немецкой авиации.
166 стрелковая дивизия сосредоточилась в верховье Днепра восточнее города Белый и вошла в состав 24 армии под командованием командира дивизии полковника Холзинева А. Н., комиссара, бригадного комиссара Русанова И. И., начальника штаба майора Стафеева А. Л., начальника артиллерии полковника Лукина И. И.

Войска армии под командованием генерал-лейтенанта Калинина С. А. в середине июля развернули бои в районе озера Щучье под городом Белым, попытки врага прорваться успеха не имели, дивизия встретила фашистов на всём своём фронте, тяжёлые кровопролитные бои с врагом не затихали и ночью, опьянённые гитлеровцы рвались к Москве, имея полное превосходство на земле и воздухе. Земля и небо были в огне.
В войсках кончались снаряды, патроны, нависла страшная угроза непоправимого прорыва на Западном фронте. Ночью по тревоге наша батарея прибыла на фронтовой склад, там стояли загруженные шестьдесят ЗИС-5 с боеприпасами. Начальник приказал мне: «Без промедления днём, без дорог, скрытно от авиации противника провести колонну автомашин с боеприпасами в город Белый». Ставлю этот приказ 60-ти шоферам и всему составу батареи, объяснил задачу на марше о непрерывной разведке, охране. Все сигналы и команды по колонне флажками, точное выполнение моих команд с головной машины. Выступил мой комиссар-отец батареи (более 50 лет) политрук тов. Евглезский «Дорога каждая минута, там на Западе решается судьба Отечества, мы должны выполнить приказ Родины!»
Светало – догорали утренние звёзды, на рассвете колонна автомашин длиной до 2-х километров двинулась на запад, по неизвестному пути. Наш путь озарило восходящее солнце восточной зарёй. Укрыть колонну в движении от воздушного противника шансов было мало, сигналы «Воздух» были без конца, на всём стокилометровом пути, весь личный состав 140 человек колонны понимал сложность, критическую необходимость, отчаяние и риск провести 2-километровую колонну на открытых глазах противника. Дорога казалась бесконечно длинной. Ехали без дорог. Наоборот, выбирались участки пути глуше и труднее. Рывками проскакивали открытые поляны и вновь спешили под спасительный покров деревьев. Тревожные сигналы подавались непрерывно, вражеские самолёты как бы висели в воздухе. С головной машины летели команды: «Маневры и действия». Вой, свист, гул, взрывы раздавались повсюду. Наступивший знойный день требовал предельного напряжения. А когда машины буксовали на топких местах, препятствиях, бойцы почти на руках выносили их на твёрдый грунт. Все были грязные от сапог до пилоток, вымотались физически.
Так километр за километром колонна упорно, дерзко продвигалась вперёд. В полдень растянувшаяся колонна достигла самого ответственного рубежа: впереди простиралась совершенно открытая местность и по ней слева, извиваясь вёл пустой большак на Белый.

Тракт был совсем рядом, он «дышал» тяжёлым боем. Воздух гудел от вражеской авиации, выбрав момент, так мне показалось, подаю команду: «Полный вперёд!». Вся колонна выскочила за головной машиной и на предельной скорости понеслась на запад, примерно через четверть часа «влетела» в город и остановилась у деревянной церкви.
Группа вражеских истребителей закружилась над нами, обстреляла из пулемётов в несколько заходов. Жертв, к счастью, не было. Много лет позднее через «Поиск» мне удалось установить, что мы выполнили приказ Генерального Штаба, вот насколько сложна была обстановка. Это было наше первое «боевое крещение», оно особенное.

До конца дней своих буду нести благородную память всем участникам этого мужественного рейда «Заря с Востока!». Именно с этой зарёй начался наш рейд. «Друзья – отзовитесь!»

В тот же день после выполнения рейда – батарея возвратилась на прежнее расположение. Мне с комиссаром за успешный рейд объявили благодарность. На следующий день командир дивизиона вызвал меня в штаб и приказал: «Батарее совершить 90-километровый марш и прибыть под город Белый через двое с половиной суток». Вечером мы с комиссаром дали команду: «Батарее приготовиться к 90-километровому маршу». Перед рассветом по «тревоге» батарея вышла на шоссе и на проходящем транспорте по отделениям отправилась в назначенный пункт под город Белый, в котором мы были 2 дня назад. В день прибытия под Белый мы увидели массовое нападение вражеской авиации на город, она с утра бомбила город, он был весь в огне. Обнаружив зенитную батарею лейтенанта А. Разлейцева, юнкерсы-87 обрушили весь удар по огневой позиции, единственная зенитная батарея 177-го дивизиона вступила в неравный бой с пикирующими немецкими самолётами. Огневая позиция была засыпана бомбами, погибло половина личного состава батареи и техники. Мы две батареи без пушек с горькой болью в сердце беспомощно смотрели на эту зверскую расправу, до слёз обидную картину. Через полсуток мы с комиссаром доложили командованию о прибытии и нашей батареи в полном составе. «Что вы с неба свалились? – удивлённо спросил комдив. я снова повторил: «Нет, не свалились, а прибыли».

После всей этой картины варварской бомбёжки настроение было самое скверное.

Враг ожесточённо рвался к Москве, не считаясь ни с какими потерями, в сражение были введены все части дивизии, бои не прекращались и ночью, а в светлое время они разгорались с новым ожесточением. Дивизия имела тяжёлые потери, враг любой ценой пытался сломить сопротивление, но все его старания разбивались о непреклонную стойкость сибиряков.
Немецкие самолёты бомбили штаб дивизии, погибли начальник артиллерии Лукин В. И., капитан Французов С. О. и другие.  Шло гигантское Смоленское сражение сибирских дивизий 24 армии с гитлеровскими захватчиками.
Я был вызван в штаб дивизии и назначен начальником ПВО, в личном подчинении начальника штаба майора Стафеева А. Л., неотлучно находился на КП дивизии: сразу же организовали наблюдение за воздухом, начали выбрасывать опознавательные знаки для своих самолётов.
Не забыт мной случай: с переднего края в облаках приближался шум одиночного самолёта, чей? –  спросил меня майор, я ответил – наш, в это самое время летел на задание наш одномоторный самолёт и перед линией фронта нырнул в облака, в это мгновение в облаке раздался взрыв.
«Вот тебе и наш», – выругался майор по-русски, тут же из облаков посыпались обломки двух самолётов, два лётчика разбились на не успевших раскрыться парашютах, третий погиб в своей кабине. В те дни зенитная батарея лейтенанта А. Рызлецова сбила немецкий самолёт. Раненый лётчик на телеге был привезён на КП дивизии, мы оказались свидетелями допроса командиром дивизии полковником Холзиневым А. Н. через переводчика ему сказал: «Пленный не враг. Вы должны сказать правду, вас будут лечить, гарантируем жизнь, после войны вернётесь в Германию». Пленный узнал, что с ним разговаривает полковник, обрадовался и ответил, что им внушали – «Коммунисты уничтожают всех пленных» и тут же убедился, что это фашистская ложь.

Огромной радостью для нас явилось первое испытание нового оружия – гвардейских миномётов. Сразу же окрестили её – «Катюшей!» 14 июля 1941 года фашисты назвали её «адской машиной», она наводила под Оршей страх и ужас на врага. Враг был остановлен и перешёл к обороне на реке Вопь.

После артиллерийской подготовки войска Западного фронта переходят в наступление. Наступление в полосе нашей дивизии затормозилось. На КП дивизии прибыл генерал-лейтенант Конев И. В., с ним были два полковника и группа офицеров. Генерал грозно спросил: «Почему не наступаешь?» «У меня шесть учебных танков», – ответил генералу командир дивизии Холзинев, на этом разговор закончился.

Приказом 19 армии командиром дивизии стал полковник Додонов М. Я., начальником штаба Бурч И. С. В тот же день дивизия пошла в наступление, форсировав р. Вопь, в открытом пространстве дивизия понесла тяжёлые потери, сбила фашистов с занимаемой обороны. Через несколько августовских дней напряжённых наступательных боёв отбросила гитлеровцев на 20-30 километров. На этом наступление закончилось, дивизия понесла тяжёлые потери. Два взвода моей батареи пополнили потери батареи Разлецова. С одним взводом 30 бойцов мы с комиссаром Евглевским поступили в личное подчинение начальника штаба полковника
Бурча И. С., являясь личным его резервом. Выполняли многочисленные его задания, докладывая ему лично.

Позже в августе после мощной артиллерийской подготовки дивизия вновь переходит в наступление, враг яростно сопротивляется, оборону приходится прорвать к исходу дня.

С запада навстречу наступала и выходила группа под командованием генерала Болдина. После прорыва дивизия влилась в состав 19 армии под командованием генерал-лейтенанта Конева И. С.
О тех сражениях подробно и ярко рассказала «Комсомольская правда». Геройской смертью погиб в бою майор Войцеховский И. А., отражая атаку танков, вызвал огонь на себя, презирая смерть и врагов на смерть бились воины Томской дивизии…

517 стрелковый полк под командованием полковника Рыбакова И. Р. прорвал оборону врага, глубоко вклинился в его боевые порядки и тылы, уничтожив до полутора тысяч фашистов, захватил боевые трофеи. Войскам нашей армии было приказано наступать на Духовщину, куда немцы направляли свой главный удар. Два с половиной месяца, днём и ночью дивизия вела ожесточённые бои, то атакуя врага, то отражая его атаки. Гитлеровцы имели полное превосходство в танках, авиации и другом вооружении, но все их попытки прорваться на участке, где держалась наша дивизия, успеха не имели.

В конце августа дивизию посетили писатели М. А. Шолохов, Фадеев и Евгений Петров, побывали в наших подразделениях…
«Принимая на себя мощные удары врага 166 дивизия летом-осенью 1941 года во многом способствовала и помогла разгрому немцев под Москвой. Это было ясно в то время и стало неоспоримо теперь» – так написал живым ветеранам 166-й Томской дивизии М. А. Шолохов в январе 1969 года.
В сентябре в первых числах командующим 19 армии был назначен генерал-лейтенант Лукин М. Ф. Наступило сентябрьское фронтовое затишье. После непрерывных сражений с врагом дивизия понесла тяжёлые потери, перешла к активной обороне, а в конце сентября была отведена на второй рубеж обороны по реке Вопь (район Вязьмы) для отдыха и пополнения.
На рассвете 2 октября 1941 года весь центральный фронт загремел от артиллерийской канонады. Гитлеровские войска начали второе решающее наступление на Москву, с грозным названием «Тайфун», весь день дышал тяжёлым непрерывным сражением, на второй день бои продолжались в глубине нашей обороны.

В полдень ярко светило солнце, вдруг завыли сирены «Воздушная тревога», приближался гул и рёв моторов с нарастающей силой. Отчётливо в воздухе широким фронтом с запада приближалась воздушная армада германских бомбардировщиков с фашистской свастикой, это двигался на восток воздушный таран разрушения и смерти на Москву.
Мы с комиссаром батареи политруком Евглевским с одним взводом (30 человек) укрылись в щелях, находились на КП дивизии. Группа наших истребителей И-16 покружились над нами и на бреющем полёте скрылись за лесом. Меня срочно вызвал полковник Бурч И. С., не выслушав моего доклада приказал: «Немцы с тыла, прикрой отход штаба дивизии, без приказа не отходить!» – «Разрешите выполнять», – спросил я, он молча кивнул головой, я бросился бегом обратно и вдогонку он мне крикнул: «Жди связного!».

Мы заняли рубеж над оврагом начали окапываться, напротив в двух-трехстах метрах возвышались горы, справа внизу  за оврагом стоял хутор из одной улицы с десяток деревянных домиков. Мимо нас вглубь пробежало несколько солдат с криком «немцы» и стало пусто и тихо…
Я подал команду «Приготовиться к бою, приготовить связки гранат, без команды не стрелять!»

С горы начал обстреливать немецкий снайпер, в меня он стрелял трижды, пули шлёпались в бруствер перед лицом, тогда я напоказ выставил пилотку слева от себя, а сам маскируясь сквозь куст продолжал наблюдать, с горы наискось вправо от нас вниз пробежали три фашистских автоматчика и скрылись в домах хутора. Ко мне в щель спустился мой комиссар, доложил мне: «Всё готово!» Он понимал мой замысел, задача стояла одна – из засады как можно больше внезапным огнём уничтожить фашистов и выполнить приказ…

Вдруг перед окопом раздался короткий свист снаряда, комиссар мгновенно присел, а своей ладонью, как тарелкой накрыл мою голову от внезапного поражения, в тот же миг присел и я, над нами раздался взрыв, нас контузило и засыпало землёй. А когда встали, бруствера не было, в шаге от окопа дымилась воронка от снаряда, мы оба оглохли и кричали друг другу. В это время с горы на нас спустились три танка с крестами и остановились в полутораста метрах и открыли по нашей стороне огонь. Сзади справа с огневой позиции снялась наша зенитная батарея А. Рызлецова, он был ранен, его заменил лейтенант Мерзляков Т. П., комиссаром батареи оставался политрук Карымов…

Мы остались одни из всей дивизии. В полкилометра слева через лощину у реки Вопь рота автоматчиков противника цепью пересекала долину и заходила нам с тыла.

Комиссар решил ползком пробраться к бойцам. «Возвращайся», – я сказал ему. Это было последнее моё слово. Сам продолжал наблюдать. И вот в полдень на обширную поляну с горы медленно, не спеша начала спускаться толпой рота гитлеровских автоматчиков. Все стрелки и два пулемётчика слева и справа от меня затихли, прижавшись к прикладам.
 «Огонь!» – разом ударили из пулемётов и внезапный удар обрушился на фашистов. Это ошеломило фрицев, их как траву косили пули стрелков, они закрутились, как на горячей сковороде, один офицер подбежал к танку, что-то кричал, указывал рукой в нашу сторону, он тут же упал, скошенный нашими пулями, стрелял и я из своей трофейной «партизанки».
Вначале гитлеровцы кинулись бежать назад вверх, но вдруг повернули назад, побежали вниз вправо к хутору и скрылись в домах. На склоне валялось несколько десятков убитых фашистов. Ошеломлённые автоматчики не успели сделать ни одного ответного выстрела.
 Танки обнаружили нашу засаду и обрушили по нашему рубежу весь огонь, слева и справа убиты оба пулемётчика, присланные полковником Бурчем, ранило и меня. К моему окопу подполз связист от начальника штаба дивизии с приказом сняться с рубежа и вместе с ним прибыть на КП дивизии. Даю команду отползать вглубь, живых нас осталось 12 человек, доложили мне, что раненого политрука эвакуировали. Танки продолжали обстрел по опустевшим окопам. Мы прибыли со связным (нас осталось 12 человек), я доложил полковнику Бурчу о выполнении его приказа: «Атака фашистов отбита». Он увидел моё ранение, приказал сейчас же на санитарной машине, она стояла рядам, отправиться в медсанбат. Я оставил за себя командира взвода мл. лейтенанта Матвеева, передал с себя всё оружие, наган и трофейную винтовку, планшет с документами батареи, пообещав возвратиться, как только у меня удалят осколок. Заканчивался день, медсанбат был переполнен ранеными. Врачи открыто у раненых удаляли осколки, дошла и моя очередь. Из правого плеча удалили осколок, правую руку привязали к туловищу, начальник медсанбата, майор медицинской службы приказал мне в ночь доставить в город Вязьму шесть тяжело раненых. Я обещал возвратиться в своё подразделение через 2-3 месяца после лечения. «А теперь выполняйте мой приказ, я вам командир», – сказал майор медслужбы. Наступили сумерки, санитарная машина стояла загруженная, мы с шофёром поехали. Настала ночь, ехали без света – «закон фронта», неоднократно проваливались в воронки, ямы и всякие другие препятствия, машину кидало во все стороны, не раз буксовали, а каково было раненым? Они не раз просили нас с шофёром… Я взмолился: «Братцы, потерпите, едем без света. За ночь должны приехать в госпиталь». После этого они стихли, хотя дорога не стала лучше. Рано утром 4 октября всех раненых приняли в госпиталь. Я тут же заснул мертвецким сном. Разбудила нас воздушная тревога. Всех ходячих укрыли в бомбоубежище. Зенитная артиллерия отбила налёт немецкой авиации. После завтрака началась погрузка в санитарный эшелон. Поезд с белым флагом и красным крестом направляли в Калугу. Но там госпитали были переполнены. Тоже было с Тулой, Мичуринском. Лишь на восьмые сутки нас разгрузили под Москвой в Загорье. И так мой боевой путь в Томской 166-й стрелковой дивизии, как было знать, закончился навсегда. Всего он продолжался: июль, август, сентябрь, до 3 октября 1941 года и равен 90 дням.

                                Командир зенитной батареи 177-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона                                      166-й стрелковой дивизии 19-й армии Западного фронта лейтенант Зубов Павел Степанович,                                         участник Великой Отечественной войны. Майор в отставке.  

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26