Часть 31. Ведерников (продолжение)
В июле 1952г. папу переводят на работу вторым секретарем Шегарского райкома партии. Село Шегарка находилось и находится всего в 60км от г. Томска. Для всех нас это было просто счастье, т.к. дало возможность практически каждый месяц навещать Валюшку. А осенью 1953г., когда Валюшка должна была начать учиться в первом классе, ее по согласованию с К.Ф. Благовещенским (заведующим санаторием) забрали еще в гипсе домой. В гипсе она пролежала дома еще полгода, бабушка с ней занималась и весной учительница из Шегарской школы, оценив результаты занятий с бабушкой, перевела ее во второй класс. Уже летом она начала ходить сначала на костылях, потом с палочкой, а осенью пошла в школу, ее естественно, сопровождали либо мама, либо бабушка.
Итак, мы попрощались с Парабелью и началась наша жизнь в районном центре с. Шегарка, где папа стал работать 2-м секретарем райкома партии.
Шегарка июль 1952г. по март 1958г.
Шегарский район является крупным производителем сельскохозяйственной продукции в Томской области, также район играет роль важного автотранспортного узла: в райцентре — селе Мельниково — сходятся автотрассы федерального значения, ведущие на юг — в Новосибирскую область, на запад — до Бакчара, Парабели и Кедрового, на север — до Колпашево и Каргаска и на юг — до Томска.»Райцентром Шегарского района является село Мельниково, которое находится в 4 км от р. Оби. На берегу р. Оби находится деревня Старая Шегарка, которая до революции называлась селом Богородское. Ниже приведена история СтаройШегарки.
«По данным Советской сибирской энциклопедии, село Богородское было основано в 1626 году. По преданию на берегу Оби, где располагается деревня, казаками была найден икона Богородицы Одигитрии. На месте находки была возведена церковь вокруг которой выросло впоследствии село. До 1861 года Богородское входило в десятку крупнейших сел Томского округа (уезда). С начала XVIII века село — административный центр Богородской волости, крупный торговый центр. В 1925 году село становится центром Богородского района, но в декабре того же года районный центр переносится в село Бабарыкино. В январе 1936 г. становится центром вновь образованного Шегарского района. А в сентябре 1937 г. получает новое название — Шегарское. В связи с частыми подтоплениями села Обью было принято решение о переносе районного центра на более возвышенное место в новый посёлок Шегарка (ныне в составе с. Мельниково), а за старым селом закрепилось название Старая Шегарка. Жители Старой Шегарки стали переселятся в Новую, и со временем некогда крупное село пришло в запустение.»
До установления советской власти село густонаселенным волостным центром. За Богородской волостью после революции закрепили территории Богородского, Каргалинского, Баткатского, Вознесенского и Трубачевского сельских Советов. По данным Советской сибирской энциклопедии 1929 года издания, село Богородское было основано в 1626 году. История зарождения села покрыта старинными легендами.
В одной из них повествуется о группе казаков, плывущих на лодках вниз по Оби в поисках новых земель. Неожиданно на левом берегу реки им послышался колокольный звон. Лодки остановились. Глубоко верующие люди, в трудную минуту свято уповающие на Бога, с изумлением увидели икону Богородицы, выброшенную волнами на берег. Это чудо было принято как знак судьбы. Человеческая молва быстро разнесла по всей округе сказ о найденном в реке лике Божьей матери. Икону временно поместили в томском храме, а на высоком берегу силами православных христиан и с Божьей помощью стала возводиться новая церковь.Так это было или иначе, сейчас уже никто не скажет. Достоверно лишь одно: в честь знамения, связанного с иконой Богородицы Одигитрии, люди построили церковь, надеясь на особую милость Господа. Вскоре зазвенели топоры, и вокруг церкви, на благословенном месте началось строительство жилых домов. В честь чудотворного образа село было названо Богородское. Икону в новый храм принесли из Томска на руках при стечении большого количества людей, под благостный звон колоколов. В 1936 году последний раз звенели колокола в Богородском. Осенью М. С. Сваровский рыбачил на Оби. Вдруг он услышал приглушенный звон колокола Одигитриевской церкви и очень расстроился. «Быть беде, если ночью колокол сам по себе звонит». А наутро выяснилось, что колокольня отошла от церкви на несколько сантиметров. Сама ли отошла, или помогли, чтобы повод был уничтожить колокола, но вскоре вышло постановление ШегарскогоРИКа от 13 апреля 1937 года «… снести колокола с бывшей церкви в связи с тем, что колокольня отошла от стен основной церкви на 3 см и это грозит дальнейшему разрушению здания». Так село лишилось своей знаменитой звонницы. Когда-то этот колокольный звон, слышимый до Бабарыкина, выручал заблудившихся в лесу людей. Летом 1941 года церковь была разобрана.
Село Богородское выделялось из большого количества деревень левобережья Оби. Именно оно стало в начале 18-го века административным центром вновь образованной волости — Богородской. Село делило Томский уезд на север и юг и стояло на пути у большинства переселенцев, которые шли по Оби в 17 и начале 18- го веков, и поэтому население росло довольно быстро. В 1782 году в Богородском проживали 165 душ мужского пола, а в 1858 году в нем числились уже 847 мужчин в 388 дворах. До отмены крепостного права это село входило в десяток крупнейших сел Томского округа. Во второй половине 19 -го века Богородское было не только административным, но и торговым центром волости. Здесь действовало 10 торговых лавок, две кожевенные мастерские, 4 кабака томского винозаводчика Вытнова. Лавки с мануфактурными, галантерейными, бакалейными и прочими товарами в Богородском принадлежали местным крестьянам Ф. П. Байгулову, И. М. Прошину, И. А. Жаркову и др. Крестьяне сел и деревень волости попадали в волостной центр по гать через Обское болото. Дорога начиналась у деревни Нащеково и выходила на реку Старая Обь у озера Погребай и далее, слившись из деревни Саргат, вдоль реки шла в село Богородское. Дорога представляла собой настил из лиственных бревен. В послевоенное время дорогу гравировали, в 1970 году заасфальтировали. Большую роль в жизни сибирских селений играли реки. Они давали пищу, воду, служили транспортными путями. Не исключением было Богородское, расположеннное между реками Обь, Старая Обь и Мундрова.
В начале 30-х годов в Богородском образуются колхоз имени Сталина и рыболовецкий совхоз «Промысловик». В 1936 году появился свой радиоузел, открылась районная типография, вышел в свет первый номер газеты «За освоение Сибири». В 1938 году начинается строительство кирпичного завода, салотопки, больничной прачечной и кухни, заканчивается строительство электростанции, организуется коммунальное хозяйство.
К этому времени уже действовали маслозавод, заготживсырье, пекарня, отделение связи, стройколонна. В 1939 году начинается строительство нефтебазы. В связи с постоянными весенними разливами Оби и затоплением Шегарского, в 1938 году решено было перенести райцентр в Мельниково. На новостройку было перенесено и название — Шегарка, а Богородское — Шегарское стали называть Старой Шегаркой. Сильные наводнения 1939 -го и 1941 годов ускорили переезд административных органов, учреждений и промышленных предприятий. Туда же стали переезжать жители, перевозить на «гору» жилые дома. Богородское утратило свое былое значение. В 1941 году началась Великая Отечественная война. С ее фронтов не вернулись 50 богородцев. Село опустело. Ныне Богородское-Шегарское — Старая Шегарка стало частью дачного поселка. Дачные домики плотным кольцом охватили когда-то большое село, а сейчас небольшую деревеньку. На 1 января 2010 года здесь проживают 59 жителей».
На эту речку-протоку Старая Обь мы дети ходили купаться, сначала со взрослыми, а потом с компанией знакомых ребятишек. Речка была тихая, спокойная, с хорошим дном, и детям купаться было довольно безопасно. Летом в жаркие дни мы ходили купаться почти каждый день лет с 9-ти. Самое интересное, что до этого места купания нужно было пройти около 3-х километров по пыльной насыпной грунтовой дороге, проходившей от Новой Шегарки (с. Мельникова, где мы жили) до речки между Обскими (Саргатскими) болотами, тянувшимися на много километров справа и слева от дороги. И вот, вдоволь накупавшись,
Теперь об Обских или Саргатских болотах
«Обское болото — одна из крупнейших пойменных болотных систем Западной Сибири, располагается у подножия высоких террас, занимая древние староречья левобережных сегментов поймы Оби на юге лесной зоны. Острова и отчлененные затухающими протоками обращенные к реке части пойменных сегментов здесь невелики и, как правило, не заболочено.
Обское (евтрофное) болото, протянувшееся в левобережной части долины реки Оби, от с. Кожевниковона юге до с. Иштан на севере, полосой шириной от 1,5 до 7 км и длиной 104 км. Торфяная залежь — низинного типа, со средней мощностью 3,2 м при максимуме до 6 м. Участок, расположенный южнее с. Мельниково (соответствует торфяному месторождению «Обское I»), характеризуется средними значениями: зольности торфа 28,7 %, степени разложения — 34 %; влажности — 83,7 %; рН — от 5,5 до 7,3. Средние значения северного участка (торфяное месторождение «Обское II») составляют: степень разложения торфа — 34 %; зольность — 28,7 %.
Выделяют следующие участки Обского болота: Десятовский, Новоуспенский и Подобинский, которые охватывают примыкающие друг к другу расширенный и суженный сегменты левобережной поймы Оби, располагаясь к югу (от д. Десятово) и к северу (до д. Трубачево) от районного центра с. Мельниково.»
У села Мельниково (Шегарки, как принято было называть это село в то время) ширина этих болот около 3-4 км. Эти болота довольно сухие, без особо топких мест, покрыты богатой растительностью: низкорослыми березами, соснами, встречаются даже лиственницы, а, самое главное, там растет кустарник великолепной ягоды голубики.
На Обских болотах голубика поспевает в конце июля, начале августа. Мы узнали об этой ягоде, приехав в Шегарку. Она очень понравилась и мы, сначала с мамой и бабушкой, а я лет с 9-10 вместе с Ниночкой стали ходить на эти болота за голубикой. Собирали ягоду ведрами, а дома мама и бабушка варили из нее очень вкусное варенье. На болота мы ходили обычно компанией с соседскими ребятишками, надевали резиновые сапоги, так как между кочками была вода, одежду с длинными рукавами, брюки, голову заматывали платками, т.к. на болоте было огромное количество комаров и мошкары. Приходили домой, искусанные комарами и с синими руками, испачканными голубикой, но очень довольные тем, что собрали много ягоды.
Когда наша семья приехала в Шегарку, нам дали двухкомнатную квартиру с большими комнатами и кухней, холодными сенями с крыльцом, выходившим во двор, в одноэтажном деревянном доме на две квартиры. Двор был небольшой с сараем, к нему примыкал небольшой огород, перед домом был палисадник, в котором каждую весну мы с бабушкой высажвали цветы. В этой квартире мы прожили два года, а потом переехали в большой отдельный дом неподалеку, но об этом позже. Перед домом была большая зеленая лужайка, за ней дорога и через дорогу стояла кирпичная водокачка, откуда мы сначала по полведра, а когда подросли и по ведру носили воду, помогая маме и бабушке. Нас с Ниночкой рано приучили помогать по дому. С 8-9 лет мы уже убирались в своей комнате, где мы жили вместе с бабушкой, мыли полы в квартире. В семейных фотографиях сохранилось маленькое фото Ниночки, моющей крыльцо. Ее сделал Боря Прикладов, когда однажды летом все трое братьев приехали к нам в гости. Мы с ними ходили купаться на речку, на лужайке возле дома играли в лапту, «выбивалы» (игра, когда все становятся в очерченный круг, а один должен попасть мячом в одного из стоящего в круге), прятки и т.п. Папа с мамой в выходной возили всех нас на Обь, на прекрасный песчаный пляж, где устраивали по сути дела пикник. Было очень здорово! Кстати, такие выезды на Обь устраивали родители и их друзья, которые появились у них в Шегарке, несколько раз за лето отмечая какие-то события (праздники, дни рождения и т.д.). Обычно на эти мероприятия выезжали целыми семьями. Мужчины ловили рыбу, женщины варили уху на костре, устраивали прекрасное застолье на свежем воздухе.Нам, детям, все очень нравилось: во-первых купались в Оби, во-вторых все дети друг друга знали и весело играли и загорали на песке, не мешая взрослым. Конечно, когда купались дети, взрослые купались вместе с нами и следили за детьми, т.к. река Обь имеет сильное течение и достаточно опасна, даже для хорошо плавающих людей. В один из таких выездов я чуть не утонула, далеко зашла от берега и провалилась в яму и начала захлебываться. Увидела и вытащила меня Татьяна Васильевна Севастьянова, жена председателя райисполкома, с которыми дружили мои родители. Об этой семье я расскажу позже более подробно, т.к. с ней нашу семью связывало очень многое.
Через пару лет мы переехали в другой большой дом, из которого выехала семья, главу которой перевели на работу в Томск. В доме было три больших комнаты: детская, в которой вместе с детьми жила бабушка, спальня родителей, гостиная, большая кухня и холодные сени, выходившие на крыльцо. В гостиной стоял большой стол со стульями, книжный шкаф, в котором уже тогда было много книг (папа постоянно пополнял домашнюю библиотеку), там же на этажерке стоял патефон и кипа пластинок. Когда к нам приходили гости, взрослые танцевали под патефон и пели. Я уже писала, что у мамы был прекрасный голос, и она часто пела русские романсы. Я до сих пор помню пластинки с аргентинским танго и песнями Лолиты Торрес.
В нашей (детской) комнате, кроме кроватей стоял стол для занятий, стулья, этажерка с детскими книгами. Читала я много, можно сказать запоем. Мы — дети – были записаны в районную библиотеку. Я постоянно туда ходила, чтобы взять и прочитать новую книгу, записывалась в очередь за интересной новой книгой. Как сейчас помню, что стояла в очередь за томами А. Дюма, Жюль Верна Беляева, Артура Конан Дойля и т.д. Летом любила читать в прохладных сенях, лежа на половичке, весной на сеновале: читала, смотрела в голубое весеннее небо и мечтала о каких-то новых, неизведанных местах, зимой одна в гостиной, иногда щелкая кедровые орешки, которые мы все очень любили.
При доме был большой двор с сараем и сеновалом на нем, туалет во дворе, большой огород, где сажали овощи и картошку. Наш огород небольшой изгородью отделялся от огорода семьи Севостьяновых, глава которой Григорий Николаевич Севостьянов (дядя Гриша – для нас) был председателем райисполкома, его жена – Татьяна Васильевна (для нас – тетя Таня) работала бухгалтером. Наши родители дружили семьями, вместе отмечали праздники, выезжали на Обь, в таких же отношениях находилась наша семья и с семьей первого секретаря райкома, с младшей дочерью которых (Нелей) я дружила.
У Севостьяновых было двое детей: сын Виктор – мой ровесник и дочь Людмила – ровесница Валюшки. Наши (с Севостьяновыми) дома отделялись огородами, и мы хорошо видели их двор и дом, как и они наш, так что можно было даже переговариваться. Перед нашим домом была большая лужайка, куда всегда приходили соседские дети и обычно набиралась компания на две команды для игр в лапту, в вышибалы из круга и волейбол, правда без сетки. В этих играх участвовали соседские мальчики и девочки и мы с Ниночкой. Валюшка в подвижных играх не могла участвовать и смотрела, сидя на лавочки, тем более, что дети были моими и Ниночкиными ровесниками, а Валюшка для нас тогда еще казалась маленькой. Виктор Севостьянов, моя подружка Неля всегда были в нашей компании. У меня Ниночки всегда была ведущая роль и в этой компании, и в играх. Мы были заводилами, как только мы выходили на улицу, к нам присоединялись соседские ребята и девочки и начинались какие-нибудь игры.
Когда мне было десять с половиной лет у нас появился велосипед. Папа купил и привез его из Томска. Это было что-то! Красно-синий с желтыми полосками дамский велосипед, без перекладины на раме, как у мужских велосипедов, с цветной сеточкой на заднем колесе. Ни у кого в селе такого не было. Сначала я и Ниночка не доставали с седла до педалей и ездили стоя. Папа научил нас кататься за один день. Нашей радости не было предела. С нами вместе стали кататься мальчики, у которых тоже были велосипеды. Причем с Ниночкой катались одни мальчики, со мной другие. Велосипедные компании разделились по симпатиям. Этот велосипед долго служил нам, я его не забуду до конца жизни.
Но летние дни состояли не только из игр, катания на велосипеде, купания на речке. В Шегарке у нашей семьи, во-первых были огороды, как при первой квартире, так и при доме, в котором мы жили до отъезда. Конечно, основная забота об огородах лежала на маме и бабушки, но мы должны были помогать. Мы поливали грядки практически каждый вечер, пропалывали их от травы, а когда я стала постарше, лет с 12 помогала садить, окучивать и копать картошку. Во-вторых в нашу обязанность (меня и Ниночки) входила уборка в квартире и мытье полов.
В Шегарке бабушка уже не работала, в школе начала работать мама, поступив в 1955г. в Томский педагогический институт на заочное отделение факультета русского языка и литературы. Два раза в год зимой (в январе) и летом (в июле) она уезжала на сессии сдавать экзамены. А на хозяйстве оставались мы с бабушкой.
Папа, как всегда много работал, без конца ездил в командировки по колхозам. Шегарский район – район, находящийся на юге Томской области, там выращивали и рожь, и пшеницу, и кормовые культуры, и лен, и различные овощи, так что была непрерывная страда: то посевная, то сенокос, то уборочная кампания. Папа, как и другие работники райкома и райисполкома отвечал за успешное проведение этих работ. Возвращался домой поздно вечером, практически не обедал, т.к. было некогда и негде, у него по-прежнему болели печень и желудок, обострения были, как правило весной и осенью. Он мужественно это все переносил и никогда не жаловался. Правда, ему практически каждый год поздней осенью, когда заканчивались сельхозработы, ему давали путевки в санатории, где лечили желудочно-кишечный тракт, в основном на курорты Северного Кавказа (Кисловодск, Ессентуки, Железноводск). Часто с ним ездила и мама, которая, как правило, снимала комнату рядом с санаторием или покупала так называемую «курсовку» и тоже лечилась в санатории. А мы оставались с бабушкой Леной. Приезжали родители всегда с ящиком фруктов и разными подарками, и это был всегда праздник.
Однажды, возвращаясь домой с курорта поздней осенью, они попали в очень опасную ситуацию. По реке Оби уже пошла «шуга», т.е. река начала замерзать и начали образовываться льдины, которые несло сильным течением Оби. Едва они сумели найти и уговорить перевозчика-лодочника, чтобы переправиться на другой берег. Мама вспоминала, что она молилась во время этой переправы и просила бога помочь выжить ради детей. Но, слава богу, все обошлось, хотя они очень рисковали. Сохранилось много фотографий родителей, сделанных на различный курортах, где они побывали.
Сейчас, конечно, таких проблем нет, через р. Обь построен прекрасный мост, да и весенних наводнений практически тоже нет. А когда мы приехали в Шегарку, первой же весной нас поразило половодье. Обь разлилась так, что затопило старую Шегарку, болота между Старой и Новой Шегаркой, и вода подошла прямо к высокому берегу, на котором и стояла Новая Шегарка (с. Мельниково).
Мы, конечно, с интересом смотрели на это половодье каждый день, наблюдали, как спадает и уходит вода, а для взрослого населения это было большойпроблемой, т.к. связь с «большой землей», я имею в виду Томск, была в это время практически невозможна.
Возвращаюсь к летним работам по дому. В Шегарке наше семья, как практически все жители, держали корову и кур. Для семьи с тремя детьми это было важным подспорьем в жизни. У нас всегда было свое молоко, творог, сметана и даже свое масло. Помню, как теплыми летними вечерами обычно бабушка ставила большой самовар, закладывала туда десяток яиц, самовар закипал, заваривали чай, доставали вареные яйца, ставили тарелку с творогом и сметаной, свежий хлеб, масло. Что еще нужно для ужина!? Но часть молока все собственники коров должны были сдавать государству, и нашей обязанностью было вечерами в течение примерно месяца относить 3-х литровый бидон с молоком на пункт его сдачи, т.н. молоканку, которая находилась довольно далеко от нашего дома. Обычно это поручали мне, реже Ниночке, иногда мы ходили целой компанией.
Эту корову, которую звали Зорькой, я хорошо помню, т.к. мне за ней много пришлось ухаживать. Рано утром после дойки ее надо было выгонять со двора в стадо, которое собирал пастух по всему селу, чтобы отогнать это стадо на пастбище, а вечером из этого стада, которое проходило по нашей улице загнать домой. Корова была добродушным созданием, откликалась на свою кличку и с удовольствием шла во двор и свой сарай. Когда мне было лет 13 сильно заболела мама, ее отправили на самолете в Томск и сделали сложную операцию, после которой ей почти полгода нельзя было делать никакую тяжелую работу и поднимать тяжести. Вот тогда мне, чтобы помочь бабушке, пришлось научиться доить корову. Сначала я очень не хотела и боялась, а потом все получилось. Да и на огороде на меня и папу легла обязанность копать осенью картошку, я уже не говорю о том, что посадка картошки, прополка и окучивание тоже входило в мои обязанности, как старшей дочери. Но зато нас никогда не заставляли готовить и стирать. Этим занимались бабушка и мама. А готовили они обе прекрасно. А мне почему-то совсем не хотелось готовить, для меня гораздо лучше было делать что-нибудь другое, даже более тяжелое.
И еще. Когда мы переехали в Шегарку, я пошла в школу в третий класс. Уже следующим летом нас от школы стали посылать на различные сельхозработы. Это было обязательно для всех сельских учащихся. Первой такой работой после 3-го класса стало уборка льна на колхозном поле. Стебли льна были очень колючие, их надо было выдергивать и связывать в снопы. После работы с ободранными руками и ногами мы пешком шли домой. Работали по полдня. Другим летом наша практика была на сборе клубники в колхозном саду, находившимся в 3-х км от села. Нужно было вставать в 6 часов утра, завтракать и идти эти 3 км, а потом до 12 часов утра собирать клубнику под полчищами комаров и мошкары. Кроме летних работ осенью нас – школьников отправляли на уборку моркови, свеклы и картошки на колхозных полях, иногда под дождем, иногда и в холодную погоду. Но мы переносили всю эту работу достаточно легко, особо не заморачиваясь. Летом на работы собирали тех школьников, кто в это время был дома, некоторые увиливали, а я не могла, т.к. всегда была очень ответственной и понимала, что все воспринимают меня, как дочь начальника, и мне не хотелось подводить папу. Так мне тогда казалось. Я никогда не избегала любых тяжелых работ.
Когда я перешла в 7-ой класс в Шегарке, недалеко от нашего дома начали строить новую кирпичную школу. И опять на помощь привлекли летом школьников. Нас возили на кирпичный завод, и мы, по сути 12-13-летние дети забирали еще горячие кирпичи из печей и нагружали грузовик. Потом эти кирпичи накладывали на носилки и подносили рабочим, выкладывающим стены школы. Сейчас я понимаю, что это – вовсе не детский труд и, как минимум нарушения всех требований техники безопасности. Но об этом никто и не думал тогда. Ведь по сути это были послевоенные годы, когда восстанавливали всю страну, особенно районы, испытавшие на себе немецкую оккупацию и ужасы войны. Самым интересным на стройке было следующее. Там на электрической лебедке работал молодой парнишка, видимо, недавно закончивший ПТУ. Мне было интересно посмотреть, как работает эта лебедка, а парень, увидев мою заинтересованность, предложил научить меня управлять ею. Я конечно обрадовалась, быстро все освоила и время от времени он мне позволял работать на ней. И вот однажды на стройки появился корреспондент местной районной газеты, застал меня за этим занятием и, не найдя ничего лучшего, написал в газете статейку с моей фотографией у лебедки. Я тогда очень гордилась этим, а теперь-то понимаю, что руководителя стройки сейчас бы сняли с работы, а может даже и судили, но тогда было другое время.
В первой квартире, в которой мы жили два года, не было водопровода и мы носили воду с водокачки, в основном взрослые, а мы по1/3 ведра сначала, потом по полведра. Водокачка была кирпичной, высотой в 3 этажа, на втором жил со своей семьей водопроводчик, который включал и отключал воду. И вот летом однажды на водокачке случился пожар. Это случилось вечером, родители были в клубе в кино, мы с бабушкой выскочили на улицу. Вскоре полсела сбежалось тушить пожар, в том числе и из клуба, где сразу же перестали показывать кино, конечно, пожарные . Не знаю, из-за чего произошел пожар, но было страшно и интересно. К счастью пожар быстро потушили, но это событие я тоже хорошо помню.
По улице, на которой мы жили, летом 1954г. стали копать канавы для водопровода. Канавы были глубиной примерно 2м, сырые, грунт был глиняный, но они страшно привлекали ребятишек и, конечно, нас с Ниночкой тоже. Мы все их с удовольствием не раз облазили, причем босиком, в жаркое летнее время, не думая о том, что это опасно, т.к. земля могла в любой момент обвалиться. Нам, естественно это запрещали, но устоять мы не могли. Нам в это время было по 9-10 лет и все необычное на улице нас неудержимо манило, мы не отставали от мальчишек, а зачастую и сами были заводилами.
Однажды летом (мне тогда было лет 12) папа, поехав по колхозам с инспекцией, взял нас с Ниночкой с собой, высадил в селе Баткат и оставил в семье председателя колхоза, попросив его жену отвести нас собирать полевую клубнику на лесных полянах за селом. Когда мы очутились на этом месте, то замерли от открывшегося зрелища. За околицей села на небольших буграх были поляны, покрытые ковром красных спелых ягод лесной клубники. Мы никогда такого не видели, а для жителей села это было обычным летним явлением. Мы, передвигаясь практически на коленях, стали собирать эту сладкую, прекрасную ягоду. Она была вокруг нас и, не сходя с места, можно было набрать большую миску ягод. Нам дали по ведру и уже часа через 3 мы собрали полные ведра клубники. Нас, конечно, кусали комары (непременный атрибут пребывания на природе в Сибири), солнце припекало нещадно, но мы не обращали внимания, увлеченные сбором ягод. Когда мы с Ниночкой вернулись с полными ведрами ягод в дом, где нас оставил папа, хозяйка накормила нас пирогами с этой клубникой и творогом. Мы таких пирогов никогда не ели: из ржаной муки, огромные и такие вкусные!
Вечером папа забрал нас и привез домой, а мы очень удивили бабушку и маму тем, что собрали так много ягод. Они целый вечер обрабатывали ягоды, т.к. для варенья нужно было убрать с каждой ягоды плодоножку, потом сварили огромный таз варенья и, конечно, Валюшка, бабушка и родители наелись вдоволь этой прекрасной и полезной ягоды. А мы с Ниночкой наелись ее, когда собирали и дома уже и не смотрели на нее.
Несколько лет подряд после этого мы ездили в с. Баткат, где папа оставлял нас на целый день собирать клубнику.
Теперь о школе и учебе в Шегарке. Осенью 1952г. я пришла в третий класс. Школа была, как обычно тогда в селах, деревянная, двухэтажная, с удобствами во дворе. Младшие классы учились на 1-ом этаже, здесь же в коридоре проходили уроки физкультуры, когда по погодным условиям нельзя было заниматься на улице или кататься на лыжах.
До школы от нашей квартиры, а потом от дома надо было идти примерно минут 12-15. До школы можно было добраться двумя путями. Первый – короткий, по нему надо было идти сначала по нашей улице, затем по переулку налево до школы. Недостатком этого маршрута было то, что посредине этого переулка было то ли небольшое болотце, то ли маленькое озерцо, через которое был перекинут деревянный мосток, но в период осенних дождей и весенней распутицы пройти там было практически невозможно даже в резиновых сапогах. И вот в это время мы ходили в школу более длинным, но безопасным путем. Надо сказать, что в Шегарке на главных улицах были деревянные тротуары, находящиеся достаточно высоко над землей, а также канавки для стока дождевых вод и при таянии снега весной. По этому маршруту мы (да и все остальные) шли сначала по нашей улице, затем около клуба поворачивали на улицу, перпендикулярную нашей, на которой кстати находились каменный двухэтажный райком и райисполком, дом 1-го секретаря райкома Тужикова (к сожалению не помню его имя и отчество), а дальше направо через большую поляну и дорогу прямо к школе. Я любила ходить в школу, заниматься, мне все давалось легко и уже с 3-го класса я помогала своим более слабым одноклассникам: объясняла задачи по математике, задания по русскому и даже давала списывать. Среди учеников почти треть класса было детей латышей, литовцев и молдаван. Они, особенно латыши и литовцы отличались от нас по росту, были, как правило старше нас на год. Дело в том, что это были дети из семей, сосланных после войны из Латвии, Литвы, Эстонии. Причем эти семьи состояли в основном из матери, иногда еще и бабушки, и детей. Отцов их отправляли дальше на Север на лесоповал или в лагеря ГУЛАГа. В Шегарском районе и в самом райцентре – Шегарке- было очень много таких ссыльных.
Мы – дети – относились к одноклассникам из таких семей совершенно спокойно, без всякого предубеждения. Жили ссыльные очень тяжело, их принимали на самую трудную физическую работу, проживали многие из них в землянках. Помню, как одна из моих одноклассниц, по-моему, латышка пригласила меня и Ниночку к ней домой на день рождение. Когда мы вместе с ней пришли к ней домой, то оказалось что этот, так называемый дом, был землянкой, самой настоящей с земляным полом, убогой даже для того времени мебелью. Жила она вместе с мамой и сестренкой. Мама ее приготовила какое-то печенье, мы подарили ей книжку, попили чай и ушли. Я до сих пор помню, что чувствовала себя очень неловко, мне даже было стыдно за свою вполне благополучную для того времени жизнь, по сравнению с ними. Думаю, что и ее маме было очень неудобно, ведь мы были дети секретаря райкома, практически семьи районной элиты.
Сейчас я понимаю, как сложно было жить в ссылке в Сибири, в условиях длинной холодной зимы, особенно женщинам с детьми без мужской поддержки. Зачастую ссылали просто крепкие крестьянские семьи, объявив их «кулацкими» и врагами Советской власти. После смерти И.В. Сталина, начиная с 1956г. после знаменитого пленума ЦК КПСС, на котором выступил Н.С. Хрущев с осуждением сталинских репрессий, ссыльные латыши, литовцы, эстонцы, молдаване стали возвращаться на родину.
Хорошо помню день 5-го марта 1953г., когда объявили о смерти И.В. Сталина. Нас школьников собрали на линейку возле школы. Учителя плакали, не знаю, правда, искренне ли, все были с траурными повязками. Мы тоже стояли с печальными лицами, не помню, плакали ли дети. Сейчас мне все это напоминает нынешнюю Северную Корею. А тогда, казалось, скорбел весь народ, хотя теперь-то известно, что многие ненавидели Сталина и очень боялись его. У нас в школе работала преподавателем немецкого языка, высланная, по-моему, из Петербурга (тогда Ленинграда), Герта Ивановна, к сожалению не помню ее фамилию. Ее муж был арестован, о его судьбе она ничего не знала. Сама она была из русских немцев, которых во время войн выслали из европейской части России. Она была очень интеллигентным, добрым человеком, несмотря на то, что ей пришлось пережить. А преподавателем она была просто прекрасным. Благодаря ей я полюбила немецкий язык, она заложила такую основу, что в дальнейшем и в школе в Пышкино-Троицком, и в университете была всегда лучшей по этому предмету, удивляя даже преподавателей. Я очень любила Герту Ивановну.
Остальные учителя тоже прекрасно преподавали свои предметы, особенно мне нравилась математика и тогда химия. Я даже пыталась сама ставить какие-то химические опыты и хотела тогда стать химиком и пойти учиться после окончания школы на химфак Томского университета. Завучем в школе была мамина подруга Мария Максимовна Ермакова. Она преподавала прекрасно математику и физику. Ее я тоже хорошо помню. А когда наша семья и семья Марии Максимовны уже жили в Томске, произошла страшная трагедия. В дачу, где отдыхала семья Ермаковых ударил разряд молнии, на глазах Марии Максимовны погибли ее муж и брат, саму ее тоже задело: у нее частично оказалось парализовано лицо. Это был просто кошмар. Мои родители очень сопереживали и помогали Марии Максимовне.
В школе был также неплохой учитель физкультуры, которую я тоже очень любила и старалась и тут быть первой. Особенно мне нравились занятия зимой на лыжах. И сначала в классе, потом среди учеников 5-7 классов я оказалась лучшей. Это выяснилось уже на первых соревнованиях, в которых я, конечно, приняла участие. Как сейчас, помню, что эти лыжня проходила по берегу то ли какой-то маленькой речки, то ли озера, был сильный ветер, метель, но я бежала изо всех сил и впервые заняла первое место, удивившись сама и удивив остальных. И можно сказать с тех пор я стала серьезно заниматься лыжным спортом, стала ходить на тренировки в лыжную секцию при школе и уже в седьмом классе получила второй взрослый спортивный разряд по лыжным гонкам. Я выигрывала все школьные, а потом и районные соревнования.
Однажды зимой, кажется я училась уже в 8-ом классе, мы всей командой поехали в райцентр Кожевниково соседнего района на соревнования. Ехали туда и обратно на грузовике, закрытым брезентом. Нас укутали в тулупы, т.к. ехать зимой в таком транспорте мягко говоря очень прохладно, но нам ребятам было все нипочем, мы даже пели песни и весело общались. На соревнованиях я заняла 1-е место. Это была моя очередная школьная победа.
Весной и осенью мы в секции занимались бегом, бегала я и на летних соревнованиях, в основном трудные дистанции, 400 и 800м, требующие скоростной выносливости. Я была хорошо подготовленной спортивной девочкой и, кроме бега, еще и неплохо прыгала, особенно в длину. И это при том, что была круглой «хронической» отличницей, что в большинстве случаев для большинства спортсменов несовместимо.
В это время у меня появилась первая симпатия: мальчик из соседнего «б» класса Саша Будников, симпатичный, высокий, тоже занимался спортом, но любил похулиганить в школе и не очень хорошо учился. Я ему тоже нравилась и у нас началась первая юношеская дружба. Мы с ним даже танцевали на елке в клубе после концерта, в котором я тоже принимала участие, кажется рассказывала что-то. Эта дружба продолжалась недолго, т.к. в марте 1958г., папу перевели с повышением на должность председателя Пышкино-Троицкого райисполкома, и мы уехали из Шегарки. Я очень не хотела уезжать по понятным причинам: первая привязанность, школа, к которой привыкла и полюбила. Украдкой я там первые дни даже плакала, думая, что никто об этом не знает, но, как потом рассказывала мама, она, конечно, заметила и переживала за меня. Мы даже написали друг другу несколько писем, но как практически всегда бывает, все постепенно закончилось и началась другая жизнь в новой школе. 8-ой класс я уже заканчивала в Пышкино -Троицком. Но об этом позже.
Возвращаясь к Шегарке, хочу еще рассказать, что класса до 7-го зимой мы – дети- любили строить снежные крепости и во дворе и за домом, а построив, делились на две команды и брали эти крепости штурмом. Домой приходили в стоящих «колом» шароварах (так называли тогда теплые фланеливые штаны), в которых мы и играли зимой и ходили кататься на санках и лыжах. В морозы, когда было 40 и выше градусов, занятия в школе отменяли, но мы все равно играли на улице, одевшись потеплее. Вообще мы были достаточно закаленные дети и практически не болели ни гриппом, ни простудой. Я была особенно крепким ребенком, возможно еще и потому, что рано начала по-настоящему заниматься лыжным спортом, который требует большого терпения, выносливости и, конечно, здоровья.
И все же в Шегарке один раз я сильно простудилась и заболела двухсторонним воспалением легких. Это случилось весной 1957г. в мартовские школьные каникулы. Папа поехал в командировку на два дня в Томск, я напросилась с ним. Остановились мы, как всегда, у Прикладовых. Я с мальчиками походила по городу, сходили с папой в Горсад, в магазины, когда он освободился. На следующий день поехали домой. А ездили мы на райкомовском «газике» с брезентовым верхом и практически с открытыми окнами. Короче, меня сильно продуло, и на следующий день я уже лежала с температурой 40, время от времени теряя сознание. Помню, как испуганные родители вызвали врача, и тот хотел отправить меня в больницу, но договорились лечить дома антибиотиками. Последние тогда уже появились. Дня через два температура спала, я встала и стала рваться на улицу, но меня продержали дома неделю, естественно, заставляя пить лекарства и под наблюдением врача. Но это со мной случилось за время учебы в школе, а затем и в университете единственный раз.
Еще хочу рассказать, как я с моей подружкой Нелей Тужиковой (дочерью первого секретаря райкома) отдыхали после 5-го класса в пионерском лагере. Нас отправили туда родители. Лагерь был под Томском в районе Басандайки. Естественно там были в основном городские школьники. Жили дети в палатках. В нашей было по-моему человек 12. Мы с Нелей оказались «не ко двору». Командовала в палатке девочка-томичка старше нас на год. Подчинялись ей все, кроме нас. Я с детства всегда была сама лидером и никогда не позволяла собой командовать. Если ссорилась с кем-нибудь из компании, то никогда первая не мирилась и обид не прощала. В результате в палатке начался конфликт. Эта девочка гораздо меньше меня знала, мало читала и я не считала нужным ей подчиняться, да к тому же она презрительно сказала, что мы из деревни и якобы поэтому хуже, чем она. Этим она окончательно вывела меня из себя. Я фактически объявила ей бойкот, Неля плакала, а я держалась стойко и до конца срока не разговаривала с ней и ее подружками. У меня зато появилась новая подружка, молоденькая пионервожатая, которая почему-то ко мне относилась очень хорошо, лучше, чем к другим в отряде.
За исключением этого конфликта, надо сказать, что лагерь был очень хороший, нас прекрасно кормили, устраивали разные мероприятия, концерты и пионерские сборы. С нами занимались воспитатели и пионервожатые. Однажды мы с отрядом отправились в поход по берегу Томи с ночевкой на два дня. Часа через три устроили привал. Было очень жарко, и нам пионервожатые разрешили искупаться. Все обрадовались и бросились в воду. Дно было неплохое, все плескались, т.к. плавать по-настоящему практически никто не умел. Я вместе со всеми зашла сначала по пояс в воду, а потом решила сделать еще пару шагов вперед и вдруг дно ушло из-под ног, я забултыхалась и стала, как могла, выбираться к берегу. Мальчишкам, которые были с нами, видимо, показались мои попытки плавать смешными, и кто-то из-них надавил мне на голову и я снова ушла под воду, выплыла, но опять кто-то толкнул меня, и я снова ушла под воду. Так продолжалось несколько раз, я стала захлебываться и поняла, что просто утону. Видимо, реальная опасность так на меня подействовала, что я в воде догадалась открыть глаза и под водой увидела, что дно от обрыва в двух шагах. Тогда я под водой нашла ногами дно и просто пошла под водой к берегу, так я сама себя спасла лет в 11. А вожатые так ничего и не заметили. Испугалась я тогда очень сильно, хорошо, что сумела сообразить, что делать. Вот такой случился со мной случай. Кстати, в лагере я, кроме подружки Нели, никому ничего не рассказала.
А в целом в лагере мне не понравилось, т.к. мы никогда не ходили в детский сад, никогда не находились в таком тесном контакте с большим коллективом детей вне семьи. Когда я приехала домой, сказала, что больше туда никогда не поеду. И эта поездка в пионерский лагерь оказалась действительно единственной. В таком разношерстном коллективе я оказалась самой настоящей индивидуалисткой, правила толпы и командование кого-либо надо собой было для меня совершенно неприемлемо даже в таком возрасте. И в дальнейшей жизни я не позволяла никому подавлять себя.
Я прошу извинения за фрагментарность и непоследовательность изложения событий в Шегарке, но воспоминаний много, иногда они возникают неожиданно и кажутся для меня важными, поэтому еще раз простите.
Родители и в Шегарке устраивали нам елки, папа к Новому году обязательно привозил мандарины, шоколадные конфеты и вкусное печенье, так что новогодние подарки были просто отличные. Кроме того, когда мы стали постарше, то на дни рождения мы приглашали своих друзей. Мама с бабушкой готовили разные вкусности, мы играли, а потом пили чай. И, конечно, нам на день рождения дарили подарки по нашему желанию: книги, игрушки. До сих пор помню конструктор, из которого можно было собирать разные красивые городские дома. Конструктор был из дерева, выполнен прекрасно, домов, которых мы собирали, конечно, в селах не было, это были скорее прототипы московских домов, прекрасные дома мечты. Они для меня казались фантастическими.
Конечно, в нашей семье было гораздо больше возможностей для нашего счастливого детства, как с точки зрения материальной, так и потому, что у нас была образованная интеллигентная семья, в которой царила атмосфера любви, теплоты, спокойствия и уважения друг к другу. Большинство семей в селах жили достаточно бедно, как, впрочем, и в городах. В селах спасало подсобное хозяйство: огороды, домашний скот. Мы, особенно я, очень рано стала понимать социальную разницу, поэтому старались не выделяться прежде всего в одежде. Помню, когда мне было лет 10 мама купила в магазине синий вельвет и заказала всем нам весенние пальтишки и шапочки. Они оказались такими модными и красивыми, что мы с Ниночкой не хотели их носить, т.к. стеснялись своих друзей, у которых основной одеждой на весь год были телогрейки. У нас телогрейки и резиновые сапоги на осень и весну тоже были, но мы ходили в них играть.
В Шегарке был довольно большой клуб, в котором показывали фильмы, проходили торжественные собрания и концерты как артистов из Томска, так и районной художественной самодеятельности. Мама на подобных концертах часто пела советские песни и романсы, в панбархатном модном тогда платье, сама молодая и красивая с прекрасным голосом. Ее всегда хорошо принимали в долго ей аплодировали. Мы очень волновались перед ее выступлениями и радовались за нее.
Еще одно воспоминание. Бабушка очень любила играть в карты, в основном в «дурака», но умела и играла в преферанс. Нас она тоже научила играть в «дурака» и зимними вечерами перед сном мы часто играли пара на пару: бабушка и мы – трое. Родители этого не одобряли, но и не запрещали. Примерно лет с 14-ти у меня это увлечение прошло, т.к. появились другие интересные и важные дела, одним из которых было занятие спортом.
Зимой мы часто всей семьей, за исключением папы лепили главное сибирское кушанье – пельмени. Обычно лепили несколько сотен и замораживали. Я до сих пор помню пельмени, которые делали мама и бабушка. У меня такие вкусные не получаются.
Ну, вот, кажется подошли к концу воспоминания о жизни в Шегарке.
В марте 1958 года папу перевели председателем райисполкома в Пышкино-Троицкий район (село Первомайское), и мы уехали из Шегарки.
Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Спасибо автору книги «Солдаты и Комбаты» Александру Борисову за большой труд по сохранению памяти о воинах, которые боролись за освобождение Родины от фашизма.